Неточные совпадения
Спустясь в середину города, я пошел бульваром, где встретил несколько печальных
групп, медленно подымающихся в гору; то были большею частию семейства степных помещиков; об этом можно было тотчас догадаться
по истертым, старомодным сюртукам мужей и
по изысканным нарядам жен и дочерей; видно, у них вся водяная молодежь была уже на перечете, потому что они на меня посмотрели с нежным любопытством: петербургский покрой сюртука ввел их в заблуждение, но, скоро узнав армейские эполеты, они с негодованием отвернулись.
Наместо рыбаков показались повсюду у берегов
группы купающихся ребятишек: хлопанье
по воде, смех отдавались далече.
В двух-трех местах они толпились на тротуаре
группами, преимущественно у сходов в нижний этаж, куда,
по двум ступенькам, можно было спускаться в разные весьма увеселительные заведения.
Ярким лунным вечером он поднимался
по крутой улице между двумя рядами одноэтажных домиков, разъединенных длинными заборами; тесные
группы деревьев, отягченные снегом, еще более разъединяли эти домики, как бы спрятанные в холмах снега.
Если каждый человек действует
по воле класса,
группы, то, как бы ловко ни скрывал он за фигурными хитросплетениями слов свои подлинные желания и цели, всегда можно разоблачить истинную суть его — силу групповых и классовых повелений.
«Москва опустила руки», — подумал он, шагая
по бульварам странно притихшего города. Полдень, а людей на улицах немного и все больше мелкие обыватели; озабоченные, угрюмые, небольшими
группами они стояли у ворот, куда-то шли, тоже
по трое,
по пяти и более. Студентов было не заметно, одинокие прохожие — редки, не видно ни извозчиков, ни полиции, но всюду торчали и мелькали мальчишки, ожидая чего-то.
По эту сторону насыпи пейзаж был более приличен и не так густо засорен людями: речка извивалась
по холмистому дерновому полю, поле украшено небольшими
группами берез, кое-где возвышаются бронзовые стволы сосен, под густой зеленью их крон — белые палатки, желтые бараки, штабеля каких-то ящиков, покрытые брезентами, всюду красные кресты, мелькают белые фигуры сестер милосердия, под окнами дощатого домика сидит священник в лиловой рясе — весьма приятное пятно.
В городе, подъезжая к дому Безбедова, он увидал среди улицы забавную
группу: полицейский, с разносной книгой под мышкой, старуха в клетчатой юбке и с палкой в руках, бородатый монах с кружкой на груди, трое оборванных мальчишек и педагог в белом кителе — молча смотрели на крышу флигеля; там, у трубы, возвышался, качаясь, Безбедов в синей блузе, без пояса, в полосатых брюках, — босые ступни его ног по-обезьяньи цепко приклеились к тесу крыши.
Затем отметил, что внешне,
по костюму, Кутузов не выделяется из
группы людей, окружающих его.
Какая-то сила вытолкнула из домов на улицу разнообразнейших людей, — они двигались не по-московски быстро, бойко, останавливались, собирались
группами, кого-то слушали, спорили, аплодировали, гуляли
по бульварам, и можно было думать, что они ждут праздника. Самгин смотрел на них, хмурился, думал о легкомыслии людей и о наивности тех, кто пытался внушить им разумное отношение к жизни.
По ночам пред ним опять вставала картина белой земли в красных пятнах пожаров, черные потоки крестьян.
В конце комнаты у стены — тесная
группа людей, которые похожи на фабричных рабочих, преобладают солидные, бородатые, один — высокий, широкоплеч, почти юноша, даже усов не заметно на скуластом, подвижном лице, другой —
по плечо ему, кудрявый, рыженький.
Самгин вышел на улицу и тотчас же попал в
группу людей, побитых в драке, — это было видно
по их одежде и лицам. Один из них крикнул...
Они толпились на вокзале, ветер гонял их
по улицам,
группами и
по одному, они шагали пешком, ехали верхом на лошадях и на зеленых телегах, везли пушки, и всюду в густой, холодно кипевшей снежной массе двигались, мелькали серые фигуры, безоружные и с винтовками на плече, горбатые, с мешками на спинах.
Лютов говорил близко, за тесной
группой берез, несколько ниже тропы,
по которой шел Клим, но его не было видно, он, должно быть, лежал, видна была фуражка Макарова и синий дымок над нею.
За городом работали сотни три землекопов, срезая гору, расковыривая лопатами зеленоватые и красные мергеля, — расчищали съезд к реке и место для вокзала. Согнувшись горбато, ходили люди в рубахах без поясов, с расстегнутыми воротами, обвязав кудлатые головы мочалом. Точно избитые собаки, визжали и скулили колеса тачек. Трудовой шум и жирный запах сырой глины стоял в потном воздухе.
Группа рабочих тащила волоком
по земле что-то железное, уродливое, один из них ревел...
Пейзаж портили красные массы и трубы фабрик. Вечером и
по праздникам на дорогах встречались
группы рабочих; в будни они были чумазы, растрепанны и злы, в праздники приодеты, почти всегда пьяны или выпивши, шли они с гармониями, с песнями, как рекрута, и тогда фабрики принимали сходство с казармами. Однажды кучка таких веселых ребят, выстроившись поперек дороги, крикнула ямщику...
Это правда, он готов был носить белье
по два дня, что даже огорчало мать; это у них считалось за жертву, и вся эта
группа преданных женщин прямо видела в этом подвиг.
Saddle Islands значит Седельные острова: видно уж
по этому, что тут хозяйничали англичане. Во время китайской войны английские военные суда тоже стояли здесь. Я вижу берег теперь из окна моей каюты: это целая
группа островков и камней, вроде знаков препинания; они и на карте показаны в виде точек. Они бесплодны, как большая часть островов около Китая; ветры обнажают берега. Впрочем, пишут, что здесь много устриц и — чего бы вы думали? — нарциссов!
На генеральных картах этот остров не назван
по имени; вся
группа называется общим именем Баши.
По вечерам обозы располагались на бивуаках; отпряженные волы паслись в кустах, пламя трескучего костра далеко распространяло зарево и дым, путешественники
группой сидели у дымящегося котла.
Вечером зажгли огни под деревьями; матросы
группами теснились около них; в палатке пили чай, оттуда слышались пение, крики. В песчаный берег яростно бил бурун: иногда подойдешь близко, заговоришься, вал хлестнет
по ногам и бахромой рассыплется
по песку. Вдали светлел от луны океан, точно ртуть, а в заливе, между скал, лежал густой мрак.
Я обогнул утес, и на широкой его площадке глазам представился ряд низеньких строений, обнесенных валом и решетчатым забором, — это тюрьма.
По валу и на дворе ходили часовые, с заряженными ружьями, и не спускали глаз с арестантов, которые, с скованными ногами, сидели и стояли,
группами и поодиночке, около тюрьмы. Из тридцати-сорока преступников, которые тут были, только двое белых, остальные все черные. Белые стыдливо прятались за спины своих товарищей.
Подъехали к одной
группе судов: «Russian frigate?» — спрашивают мои гребцы. «No», — пронзительно доносится до нас
по ветру.
Мы тряслись
по плохой дороге рысью, за нами трясся мальчишка-готтентот, Зеленый заливался и пел: «Разве ждешь ты? да кого же? не солдата ли певца?» Мы с бароном симпатизировали каждому живописному рву,
группе деревьев, руслу иссохшей речки и наслаждались молча.
Солнце уж было низко на горизонте, когда я проснулся и вышел. Люди бродили
по лесу, лежали и сидели
группами; одни готовили невод, другие купались. Никогда скромный Бонин-Cима не видал такой суматохи на своих пустынных берегах!
В другой же комнате сидели
по стенам и отдельными
группами или парочками человек двадцать мужчин и женщин и негромко разговаривали.
По лестнице величественно поднимались две
группы: впереди всех шла легкими шажками Алла в бальном платье цвета чайной розы, с голыми руками и пикантным декольте. За ней Иван Яковлич с улыбкой счастливого отца семейства вел Агриппину Филипьевну, которая была сегодня необыкновенно величественна. Шествие замыкали Хиония Алексеевна и Виктор Николаич.
Поистине проблемы, связанные с Индией, Китаем или миром мусульманским, с океанами и материками, более космичны
по своей природе, чем замкнутые проблемы борьбы партий и социальных
групп.
— Лупи его, сажай в него, Смуров! — закричали все. Но Смуров (левша) и без того не заставил ждать себя и тотчас отплатил: он бросил камнем в мальчика за канавкой, но неудачно: камень ударился в землю. Мальчик за канавкой тотчас же пустил еще в
группу камень, на этот раз прямо в Алешу, и довольно больно ударил его в плечо. У мальчишки за канавкой весь карман был полон заготовленными камнями. Это видно было за тридцать шагов
по отдувшимся карманам его пальтишка.
За канавкой же, примерно шагах в тридцати от
группы, стоял у забора и еще мальчик, тоже школьник, тоже с мешочком на боку,
по росту лет десяти, не больше, или даже меньше того, — бледненький, болезненный и со сверкавшими черными глазками.
Вся
группа оживленно о чем-то толковала, по-видимому совещалась.
Тощий лиственный лес, исключительно дровяного характера, растет
группами по релкам, все остальное пространство представляет собой заболоченную низину.
По мере того как мы приближались к морю, лес становился хуже и однообразнее. Иногда встречались
группами береза и лиственница, клен, липа и дуб дровяного характера.
Бухта Тютихе (будем так называть ее) окаймлена с севера и с юга невысокими горами, лишенными древесной растительности; только
по распадинам и вообще в местах, защищенных от морских ветров, кое-где растут
группами дуб и липа исключительно дровяного характера.
По всем признакам видно было, что горы кончаются. Они отодвинулись куда-то в сторону, и на место их выступили широкие и пологие увалы, покрытые кустарниковой порослью. Дуб и липа дровяного характера с отмерзшими вершинами растут здесь кое-где
группами и в одиночку. Около самой реки — частые насаждения ивы, ольхи и черемухи. Наша тропа стала принимать влево, в горы, и увела нас от реки километра на четыре.
Из притоков Хулуая наибольшего внимания заслуживает Тихий ключ, впадающий с правой стороны.
По этому ключу идет тропа на Арзамасовку. Ключ этот вполне оправдывает свое название. В нем всегда царит тишина, свойственная местам болотистым. Растительность
по долине мелкорослая, редкая и состоит главным образом из белой березы и кустарниковой ольхи. Первые разбросаны
по всей долине в одиночку и небольшими
группами, вторые образуют частые насаждения
по берегам реки.
Растительность в нижней части долины Санхобе чахлая и низкорослая. С правой стороны
по болотам растет небольшими
группами сибирская лиственница. По-видимому, Санхобе является северной границей акации Маака,
по крайней мере тут она встречается уже как редкость.
Характер растительности был тот же самый, что и около поста Ольги. Дуб, береза, липа, бархат, тополь, ясень и ива росли то
группами, то в одиночку. Различные кустарники, главным образом, леспедеца, калина и таволга, опутанные виноградом и полевым горошком, делали некоторые места положительно непроходимыми, в особенности если к ним еще примешивалось чертово дерево. Идти
по таким кустарникам в жаркий день очень трудно. Единственная отрада — ручьи с холодною водою.
«
По этим нивам рассеяны
группы людей; везде мужчины и женщины, старики, молодые и дети вместе.
Теперь он сел в
группе, которая была около нее и Соловцова, стал заводить разговор о вещах,
по которым выказывался бы характер Соловцова, вовлекал его в разговор.
Даже в парадных комнатах все столы были нагружены ворохами ягод, вокруг которых сидели
группами сенные девушки, чистили, отбирали ягоду
по сортам, и едва успевали справиться с одной грудой, как на смену ей появлялась другая.
Журнал не был моего направления, это было бы неосуществимо
по самому заданию журнала, и для этого не существовало
группы вполне единомыслящих со мной людей.
Группы разделились
по занятию разными вопросами.
Уже скоро
по приезде в Берлин в
группе высланных, среди которых было немало интеллектуальных сил, возник целый ряд начинаний.
В Вологде я близко общался лишь с небольшой
группой ссыльных, которая составляла «аристократию», в нее входили и некоторые люди, с которыми я был связан еще
по Киеву, особенно с В.Г.Т. Кроме того, я бывал в доме председателя губернской Земской управы, где иногда встречал и чиновников, скорее либерального направления.
Была
группа сотрудников, писавшая
по политическим и экономическим вопросам, но она была изолирована, имела мало общего с ядром журнала и его главными целями.
Организатором и душой кружка был студент Ишутин, стоявший во главе
группы, квартировавшей в доме мещанки Ипатовой
по Большому Спасскому переулку, в Каретном ряду.
По имени дома эта
группа называлась ипатовцами. Здесь и зародилась мысль о цареубийстве, неизвестная другим членам «Организации».
Были нищие, собиравшие
по лавкам, трактирам и торговым рядам. Их «служба» — с десяти утра до пяти вечера. Эта
группа и другая, называемая «с ручкой», рыскающая
по церквам, — самые многочисленные. В последней — бабы с грудными детьми, взятыми напрокат, а то и просто с поленом, обернутым в тряпку, которое они нежно баюкают, прося на бедного сиротку. Тут же настоящие и поддельные слепцы и убогие.
Зал переполнен. Наркомы, представители учреждений, рабочих организаций… Пальто, пиджаки, кожаные куртки, военные шинели… В первый раз за сто лет своего существования зал видит в числе почетных гостей женщин. Гости собираются
группами около уголков и витрин — каждый находит свое, близкое ему
по переживаниям.
Тогда я прислонился к дереву, стянул сапог и тотчас открыл причину боли: оказалось, что мой маленький перочинный ножик провалился из кармана и сполз в сапог. Сунув ножик в карман, я стал надевать сапог и тут услышал хлюпанье
по лужам и тихий разговор. Я притих за деревом. Со стороны Безымянки темнеет на фоне радужного круга от красного фонаря тихо движущаяся
группа из трех обнявшихся человек.